Ханьшань Децин

Материал из Buddha World.

Ханьшань Децин [1546-1623] считается одним из четырёх самых выдающихся буддийских монахов поздней династии Мин [1368-1644], отчасти благодаря его общественно-политическим взаимодействиям с двором династии Мин, его толкованиям буддийских текстов, и, важнее всего, благодаря его чаньской практике. В этом кратком введении я упомяну лишь о последней стороне его вклада в китайский буддизм. Ещё в семь лет к Ханьшаню пришли настоятельные вопросы о сущности жизни и смерти. Эти мысли побудили его покинуть домохозяйственную жизнь, и последовать жизни в буддийских упражнениях уже в девятилетнем возрасте. В девятнадцать он был посвящён в буддийские монахи.

За всю историю чань нет ни единого мастера, который бы в таких деталях писал о своей практике и опытах, особенно описывая просветлённое состояние ума. Согласно собранным записям, "Сновидческие странствия Великого Мастера Ханьшаня", у него были многочисленные и необычайные переживания просветления. Его первый опыт произошёл на лекции по Дхарме, когда он услышал глубокое учение о взаимопроникновении явлений, которое излагается в Аватамсака Сутре и пояснении "Десять чудесных врат".

Ещё одно глубокое переживание просветления он испытал немного позже, когда читал на горе У Тай разъяснение раннего китайского монаха Мадхьямики, под названием "Вещи не движутся". Согласно записи, Ханьшань работал корректором "Книги Чао", первоисточника для пояснения "Вещи не движутся". Ханьшаню попалась история о брахмачарине (отшельнике), который покинул дом в юности и вернулся, когда был седовласым. Люди увидели его, и соседи спросили: "Жив ли ещё такой-то человек [которого мы знаем]?" Брахмачарин ответил: "Я выгляжу, как человек прошлого, но я не он". Прочитав эту историю, Ханьшань внезапно понял, что все вещи не приходят и не уходят. Когда он встал с сиденья и пошёл, он не видел движущихся вещей. Когда он открыл шторы, ветер вдруг накинулся на деревья во дворе, и листья полетели на всё небо. Однако он не видел ни единого признака движения. Когда он пошёл помочиться, он всё же не видел признаков течения. Он понял, о чём говорится в тексте как: Ручьи и реки бегут в океан, и всё же нет течения.

В тот раз Ханьшань разбил все сомнения и настоятельные вопрошания о жизни и смерти. Он написал следующий стих:

Жизн и смерть, день и ночь;

Вода течёт, и цветы опадают.

Только сегодня - я знаю, что

Мой нос указывает вниз!

На следующий день, когда другой великий чаньский мастер, Мяофэн, увидел его, то узнал, что Ханьшань изменился, и спросил его, не случилось ли чего. Ханьшань ответил:

Прошлым вечером я видел двух железных быков, дерущихся на берегу реки.

Они оба упали в реку. С тех пор я ничего о них не слышал.

Мяофэн обрадовался и поздравил его.

Ещё в одном случае, после еды, Ханьшань гулял в горах и пережил глубокое состояние самадхи, стоя там. В записи говорится, что внезапно он потерял всякое сознание тела и ума. Он переживал всё, всю вселенную, как содержащуюся в великом совершенном зеркало-подобном уме. Горы и реки - всё отражается в нём. Когда он вышел из этого переживания, то написал такой стих:

Во мгновение мысли, этот беспорядочный ум отправлен отдыхать.

Внутренне и внешне, чувственные способности и объекты Стали пустыми и ясными.

Низвергая тело - пустота теперь разбита вдребезги.

Множество форм и видимостей возникают и гаснут согласно самим себе.

Это лишь некоторые из его опытов, записанных в "Сновидческих странствиях Великого Мастера Ханьшаня". Указания по практике, которые я здесь перевёл - из второй связки этих записей. В исходном тексте нет заголовков, это были письма о чаньской практике, написанные мирянину-практикующему.

Ханьшань был плодовитым писателем, чьи опубликованные работы - от пояснений к буддийским сутрам и трактатам до светских стихов - насчитывают 8300 страниц. В "Сновидческих странствиях Великого Мастера Ханьшаня" - 55 цзюаней, или книг, в сумме более 3000 страниц. Его пояснения к "Дополнениям Трипитаки" состоят из 119 цзюаней, более 1200 больших страниц с текстом на обеих сторонах. Как и другие буддийские монахи династии Мин, он также написал многие пояснения на небуддийские труды, такие как "Лао Цзы", "Чжуан Цзы" и другие, даосские и конфуцианские, тексты. Из всего, что мы знаем о Ханьшане, мы можем заключить, что он был великим мастером, придававшим равный вес учению и практике, а также оживлению китайского буддизма. Его вклад - в его образцовой личности и усилиях, направленных к освобождению, особенно во времена дурного правления, коррупции, внутреннего подавления и внешней уязвимости династии Мин. Сила его писаний исходит из его активного подхода к оживлению и популяризации буддизма, и из способа, каким он отвечал времени, в котором жил.