Джатака о добром слоне
Материал из Buddha World.
С восклицания: «Неблагодарному чего ни дай...» — Учитель — он жил тогда в Бамбуковой роще — повел рассказ о Девадатте.
Как-то раз, сидя в зале собраний, монахи говорили между собой: «Этот неблагодарный Девадатта, братия, и знать не хочет добродетелей, что есть в Татхагате». В этот миг вошел Учитель и спросил их: «О чем это вы, бхиккху, здесь толкуете?» Услышав их ответ, он заметил: «Не только ведь ныне неблагодарен Девадатта: он, братия, и в прежние времена был столь же неблагодарным и никак не хотел признавать моих достоинств». И, уступая просьбам собравшихся, Учитель поведал монахам о том, что случилось в прежней жизни.
«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта зародился в лоно слонихи. Явился он из материнского лона на божий свет с телом белым и сверкающим, будто глыба серебра; глаза ого, подобно бриллиантам, переливались пятью разными цветами; рот напоминал кусок яркого шелка; хобот был похож на серебряную цепь с бляшками из червонного золота, а ноги казались лакированными. Наделенный десятью совершенствами, он воплощал в себе высшую красоту. Когда слоненок вырос, все дикие слоны в окрестностях Гималаев единодушно признали его своим вожаком и стали повсюду за ним следовать. Так Бодхисатта оказался во главе стада в восемьдесят тысяч слонов. Бродя по Гималайским горам и долам, Бодхисатта вскоре понял, что ему угрожает скверна, неминуемая при проживании общим стадом. Он отделился от остальных слонов и зажил один в лесной чаще. И все дела и помыслы его были устремлены на добро, поэтому слоны прозвали его Силаванагараджей, что значит «Царь слонов, преданный добру».
Однажды в Гималаи явился один бенаресец, который зарабатывал себе на жизнь, собирая в лесу плоды и орехи, охотясь и добывая бивни диких лесных слонов. В поисках какой-нибудь добычи он заблудился и, не умея определить стороны света, брел наугад, ломая в отчаянии руки и заливаясь горькими слезами в страхе перед неизбежной смертью. Услыхав его громкие стоны, Бодхисатта помыслил: «Надобно избавить этого человека от мук», — и, движимый чувством сострадания, вышел к заблудившемуся путнику. При неожиданном появлении слона бенаресец пустился наутек, Бодхисатта же, видя, что человек убегает, остался на месте. Заметив, что слон недвижим, человек тоже остановился. Бодхисатта медленно двинулся к нему, но бенаресец опять обратился в бегство. Увидев, что слон вновь замер, человек задумался. «Этот дикий лесной слон стоит смирно, когда я от него удираю, и приближается, только когда я сам останавливаюсь, — размышлял он. — Не может быть, чтобы он стремился причинить мне вред, — скорее всего, он хочет избавить меня от мук». Поняв это, бенаресец успокоился и застыл неподвижно. Приблизясь к нему, Бодхисатта спросил: «Почему, человек, ты бродишь по лесу, громко вопя?» «Господин, — ответил пришелец, — я не пойму, где юг, где север, я сбился с дороги и бреду наугад, кричу же я от страха перед неизбежной гибелью». Слон повел человека к своему жилищу, приютил его и несколько дней, восстанавливая силы гостя, кормил его всевозможными плодами. Потом слон сказал: «Не бойся, добрый человек. Я отведу тебя к твоим сородичам». И, посадив пришельца к себе на спину, Бодхисатта понес его к проложенной людьми в лесу дороге. А бенаресец, замышляя дурное против своего друга, думал: «На всякий случаи, если кто-нибудь поинтересуется, надо будет запомнить дорогу». И, сидя на спине Бодхисатты, бенаресец старался запомнить приметы деревьев и гор, мимо которых проходил их путь. Наконец, Бодхисатта вышел из леса и, опустив бенаресца на большую дорогу, что вела прямо к Бенаресу, сказал на прощание: «Ступай, добрый человек, по этой дороге и смотри никому не говори, где я живу, будут ли тебя об этом спрашивать или нет». И, дав такой наказ, Бодхисатта простился с гостем и направился к своему жилищу.
Тот же человек, лишь только очутился в Бенаресе, поспешил на рынок, где торговали слоновой костью и изделиями из нее. Завидев костореза, вырезавшего поделки из слонового бивня, он осведомился: «А что, любезный, купил бы ты бивни, взятые у живого слона?» «О чем речь, приятель? — воскликнул косторез. — Бивни живого слона ценятся куда дороже, чем бивни мертвого». «Ну тогда, — сказал бенаресец, — я принесу тебе бивни живого слона». Пообещав это косторезу, бенаресец собрал все нужное для дальней дороги, прихватил с собой пилу и отправился в лес, где жил Бодхисатта.
Увидев бенаресца, Бодхисатта спросил, зачем тот пришел. Бенаресец стал плакаться: «Господин, я так обеднел, так несчастлив, мне нечего есть. Я пришел попросить у тебя хоть кусочек бивня: если ты позволишь мне взять его с собой и продать, то на вырученные деньги я еще смогу кое-как перебиться». «Хорошо, — согласился Бодхисатта, — ядам тебе свои бивни, если только у тебя найдется пила, чтобы их отпилить». «Найдется, господин, — обрадовался бенаресец. — Я захватил с собой пилу». «Ну что ж, — молвил Бодхисатта, — спили бивни, забери их и ступай». С этими словами он подогнул ноги и прилег на землю, словно деревенский бык. Когда бенаресец отпилил у слона оба клыка, Бодхисатта подхватил куски хоботом и, подавая бенаресцу, сказал: «Вот возьми, добрый человек. Не думай только, что для меня эти бивни — ничто, я дорого ценю их. Но для меня в тысячу раз — нет, в сто тысяч раз! — дороже бивни всезнания, которые я получу взамен, ибо тогда я постигну пути всего сущего на свете». Бодхисатта воистину обменял два бивня на знание всех концов и начал.
Взяв у Бодхисатты бивни, бенаресец поспешил в город и там их продал, а когда вырученные деньги подошли к концу, вновь явился к Бодхисатте и принялся его молить: «Господин, денег, что я получил за твои бивни, едва хватило, чтобы рассчитаться с долгами, благоволи же дать мне и твои остальные зубы». Бодхисатта опять согласился и позволил человеку том же способом, что и в первый раз, спилить все прочие зубы, а потом почтительно подал их просившему. Бенаресец вновь продал кость и пришел к Бодхисатте. «Господин, — молил он, — я не могу свести концы с концами, соблаговоли осчастливить меня и пеньками твоих клыков». «Хорошо», — согласился Бодхисатта и, подогнув ноги, прилег в той же позе, что и раньше, а погрязший в скверне бенаресец, уцепясь за хобот Великосущного, походивший на серебряную цепь с золотой отделкой и украшениями, взобрался на огромную, словно священная вершина Кайласа, слоновью голову и принялся что было сил колотить по деснам Бодхисатты, сбивая мясо вокруг пеньков отпиленных клыков. Потом он, сидя на голове слона, вытащил пилу и спилил освобожденные от плоти остатки клыков под самый корень. Сделав свое дело, он пустился в обратный путь.
Но едва только этот негодяй, исполненный скверны, скрылся с глаз Бодхисатты, как земля под его ногами — та самая земля, что простерлась на двести тысяч и еще девяносто четыре тысячи йоджан, та самая плотная, твердая земля, что несет на себе страшную тяжесть Горы Синеру и всего пояса окружающих ее Мировых Гор, та самая земля, что выдерживает груз покрывающих ее зловонных нечистот, — раскололась и разверзлась под ногами злодея, как бы не в силах более нести бремя его скверны! И взметнулись вверх языки пламени, исходившие из недр всех великих и малых чистилищ! Словно саваном, предвещавшим вечную гибель добра в нем, окутало пламя изверга, который предал друга, и вмиг поглотило его! И, когда этот нечестивый предатель погружался во чрево земли, видевшая все богиня дерева, которая жила в лесу, воскликнула громко: «Неблагодарный человек, замысливший предать друга, ничем не способен удовлетвориться, хоть дай ему владычество над всем миром!» И, возвещая всем слово дхаммы, она пропела такой стих:
Неблагодарному чего ни дай, он только шире разевает рот.
Хоть целый мир ему пожертвуй — он покоя ни на миг не обретет.
На слово дхаммы, которую проповедовала богиня дерева, лес откликнулся восторженным шумом. Что до Бодхисатты, то он всю остальную жизнь оставался таким же праведником, а когда истек отведенный ему срок, перешел в иное рождение в согласии с накопленными заслугами».
И, завершая свое наставление в дхамме, Учитель повторил: «Не только ведь ныне неблагодарен Девадатта, монахи; он уже и раньше проявлял такую же неблагодарность». И Учитель так истолковал джатаку: «В ту пору неблагодарным человеком, который предал друга, был Девадатта, богиней дерева — Сарипутта, а слоном Силаванагараджей — я сам».
(Перевод Б. Захарьина)