Единство силы и любви

Материал из Buddha World.

Сё Досин унаследовал не только китайский стиль, но и тот духовный климат, который несло в себе китайское ушу. Но следуя чисто японской традиции, Сё Досин приводит многие духовные, философские и чисто практические принципы в стройную систему, которую называет Конго-дзэн. Она и стала духовной основной Сёриндзи-кэмпо, и сегодня обучение боевым искусствам этого направления не мыслимо без понимания философских истин Конго-дзэн.

Термин «Конго-дзэн» можно перевести как «Алмазная медитация», «Алмазный дух». Сами последователи Сёриндзи-кэмпо в переводе на английский язык дают следующую трактовку термина: «Разум, твердый как алмаз». Хотя термин «дзэн» (медитация, самопогружение, духовное подвижничество) мало сопоставим с европейским понятием «разум», тем не менее, на самом примитивном уровне можно признать такой перевод допустимым. И все же нам следует учитывать, что говоря о «дзэн», философия Сёриндзи-кэмпо подразумевает не столько «разумность” человека, его сознательную, контролируемую деятельность мозга, сколько интуитивное прозрение, во многом мистическое и иррациональное раскрытие духовных истин, не подвластных логическому осознанию. Дзэн — это практическое учение, направленное на непосредственное и в данном плане «вне-разумное» соприкосновение с духовной истиной Космоса.

Сам Сё Досин объяснял суть Конго-дзэн так: «»Конго” означает “алмаз”, а «дзэн» — школу Бодхидхармы. Это учение, которое преимущественно основывается на том, что царствие небесное лежит внутри человека… Конго-дзэн — это новая философия, направленная как вовнутрь, так и наружу, совмещающая мягкость с твердостью, сострадание — с силой» .

Конго-дзэн — это реальная, прикладная философия боевых искусств, которую сегодня не встретишь ни в каратэ, ни в дзюдо. Справедливости ради скажем, что ее трудно назвать оригинальным философским учением, ибо все принципы Конго-дзэн представляют собой набор постулатов из китайской школы чань-буддизма и частично — из конфуцианства. Практически все эти постулаты, но только в более полном и осмысленном виде мы можем встретить сегодня в китайских школах шаолиньцюань и тем более в самом Северном Шаолиньском монастыре. И, тем не менее, это ничуть не умаляет заслуги Сё Досина — в принципе он никогда не лукавил и не скрывал, что Конго-дзэн есть по сути переработанные правила «боевой морали» (удэ) китайских школ ушу, где он обучался. То, что в Китае находилось на уровне интимных откровений, личностного переживания, простоты, на уровне самой повседневной жизни, Сё Досин сумел подать в изящном и оригинальном виде для японской публики. И тем самым он переломил тенденцию на духовной реальности из будо, которая особо проявилась в каратэ, особенно в его спортивных аспектах. Сё Досин действительно сумел «вернуться к истокам» боевых искусств не столько на техническом, сколько на внутренне-мистическом уровне.

Фактически, с принципами духовного воспитания китайских бойцов в тот момент, когда они приходят в Японию, происходит то же самой, что когда-то произошло при вступлении китайского учения чань в пределы «Страны Ямато». Мы уже говорили, что дзэн-буддизм далеко не равнозначен чань-буддизму, хотя является его непосредственным преемником и даже записывается тем же иероглифом. Также и правила «боевой морали», выраженные в Конго-дзэн, представляют собой сильно ритуализированное и формализованное китайское учение. Оно стало суше, стройнее, изящнее и понятнее для осознания. Оно оказалось обставлено десятками правил поведения и тонких церемониалов — в общем, случилось то же самое, что и с чань-буддизмом в Японии. Однако в какой-то мере оно утратило свою глубину и живой мистицизм, став более механистичным и реалистичным.

Учение Конго-дзэн вряд ли может быть понято из простого изложения его постулатов. Не случайно составной частью тренировки в Сёриндзи-кэмпо являются регулярные лекции по Конго-дзэн. В огромном зале штаб-квартиры Сёриндзи-кэмпо сотни учеников, сидя в белых кимоно в позиции дзадзэн (позе лотоса), внимательно слушают наставления мастеров и даже конспектируют их лекции. Но при этом подчеркивается, что это — всего лишь теория, а вот живое учение Конго-дзэн может быть постигнуто только в процессе многолетних занятий боевыми искусствами и размышлений над собой. Учитывая эту сложность и «внесловесность» Конго-дзэн, мы попробуем кратко изложить его основные принципы.

Существует несколько базовых постулатов Конго-дзэн. Кратко они формулируются следующим образом: ответ на все вопросы заключен в человеке; соблюдение единства кулачного искусства и духовной практики; соблюдение единство силы и любви; жизнь на половину для себя, на половину для других.

Учение Сёриндзи-кэмпо с его антропоценризмом утверждает, что лишь сам человек — и только он один — и прямо, и косвенно ответственен за свое счастье и благополучие. В мире, где живет каждый из нас, существуют три взаимодействующих начала: индивид, природа и общество. Именно их взаимодействие и определяет само выживание человека. Многие люди обвиняют во всех своих несчастьях общество, социальную среду, неумелых политиков и бездарных правителей, то есть винят социум и именно от него ждут улучшения своего существования. Другие же, наоборот, склонны видеть исток всех своих бед, равно как и удач, в природном мире или даже в надприродном начале, например, в Боге.

Все это — лишь бегство от самого себя, боязнь взвалить на себя ответственность за решение всех своих проблем. Сёриндзи-кэмпо утверждает, что каждый человек — сам себе судья, сам несет ношу своих и хороших и дурных поступков. «Индивидуум должен, прежде всего, отвечать перед самим собой», — учил Сё Досин.

Если человек осознал свою личную роль и миссию в этом мире, он может постичь и другой принцип учения Конго-дзэн, которое постулирует древнейший лозунг боевой и чань-буддийской практики о единстве тела и духа. В трактовке Сёриндзи-кэмпо он звучит так «Кулачное искусство и духовная практика едины» («Кэн дзэн но ити»). Кулачное искусство (кэн) в данном случае представляет собой как бы внешнее начало в человеке, благодаря нему достигается телесное здоровье. Внутреннее начало (дзэн) совершенствует дух человека, очищает и успокаивает его сознание, сводя воедино, таким образом, боевую практику и духовное учение в внутри одного человека.

На первый взгляд этот принцип многим может показаться самим собой разумеющимся — разве не в каждой школе боевых искусств рассуждают о том, что человек должен быть не только бойцом, но и нравственно совершенным человеком. И все же реальность показывает, что во многих современных видах будо это единство воспринимается чисто теоретически, но внутреннее не осознается. Оно стало заученной формулой, а вот реализовать это телесно-духовное единство на практике, уже мало кто умеет. Вспомним хотя бы каратэ, которое, также как и Сёриндзи-кэмпо имея в своем истоке китайское ушу, постепенно превратилось в чистый спорт, красивое зрелище, но никак не стало духовной системой. На практике все оказалось значительно сложнее. А Сёриндзи-кэмпо благодаря продуманной системе воспитания возвращается к той изначальной, так сказать, внутриутробной духовности, которая присуща боевым искусствам Китая.

Сё Досин проповедовал, что существуют две крайности, которые в равной степени страшны как для тела, так и для духа. Первая — это невыдержанность, вседозволенность, желание получить максимальное удовольствие от жизни, когда наслаждение от действия или какого-то времяпрепровождения становится целью жизни. В боевых искусствах это может проявляться в желании нанести вред партнеру, или даже в мысли о том, чтобы «стать самым сильным и одолеть всех». Здесь плоть побеждает дух, а тонкое чувствование и духовное мировосприятие уступает место силе и грубости, неотесанности и невоспитанности. Это — психология «машины для убийства», разрушителя, но никак не истинного бойца.

Но существует и другая крайность — аскетизм, истощение физического начала. В конечном счете, человек сильно ослабевает, и далеко не очевидно, что такой человек сможет реально придти к очищению своего сознания. А это значит, что надо придерживаться важнейшего правила «Золотой середины» или «Срединной гармонии», которое является продолжением уже известного нам принципа единства тела и духа.

Этот принцип нельзя понимать примитивно, например, будто бы, отрабатывая приемы, человек совершенствует свое телесное начало, а во время медитации — духовное. Вся хитрость заключается именно в том, что бы во время занятия боевым искусством одновременно работать и над своим телом и над своим духом. Это и есть истинное “Единство внешнего и внутреннего”, помысла и действия, духа и тела.

Наша жизнь значительно сложнее, чем любая теория. В ней разрушительное, деструктивное начало сочетается с творческим и созидательным. Причем великая мистерия нашего бытия заключена как раз в том, что деструктивное и творческое начало идут не поочередно, не друг за другом, но проявляются одновременно. За счет этого и устанавливается «Срединная гармония» в мире, которую проповедует шаолиньская школа боевых искусств.

Попробуем объяснить это на самом примитивном уровне. Скажем, когда я защищаю слабую женщину от нападения насильника, я действую и как разрушитель (по отношению к бандиту), и как созидатель (по отношению к женщине). Я могу одновременно нести и добро и зло, важно, чтобы они уравновешивали друг друга. При этом надо учитывать, что и добро и зло — понятия не абсолютные, они придуманы человеком и, как мы только что видели, они относительны и ситуационны. Например, тот бандит, от которого я защищаю женщину, вряд ли решит, что я — добрый человек и приятный собеседник. Надеемся, что женщина подумаем абсолютно противоположное. Итак, и добро и зло в боевых искусствах относительны, непостоянны. Они «адресны», как, например, понятие «гуманности» и «справедливости» у Конфуция, ведь иногда казнить одного человека — это быть милосердным к другим. И в то же время над ними существует Абсолютная истина, которая в своей сути не есть ни добро, ни зло. Она проявляется на стыке добра и зла, земного и небесного, потустороннего и посюстороннего и в то же время не принадлежат ни одному из этих начал. Фактически, это и есть обретение просветления (сатори) в боевых искусствах.

Отсюда вытекает и другой принцип: «Сила и любовь не противоречат друг другу» (рики ай фуцзи). Трактуя его, Сё Досин упоминает об изначально значении иероглифа «бу» (боевой, военный) в словах “будо” и “бу-дзюцу”. В древности в Китае он состоял из двух частей или графем: «остановить» (чжи) и «клевец» (гэ). Это обнаруживает некое «защитное» начало в изначальной сути боевых искусств, некую внутреннюю гуманность и любовь к людям. Правда, отметим, что в древнем Китае никакого философского значения иероглиф «бу» (в китайском чтении «у») не нес, а трактовался просто как «защитить себя».

Понятие «любви» (ай) в философии Конго-дзэн, да и вообще в боевых искусствах весьма многогранно и неоднозначно. Не вдаваясь во все подробности (по этой теме и в Шаолиньском монастыре и в штаб-квартире Сёриндзи-кэмпо читают несколько недель лекции), заметим что речь идет о глобальной, вселенской любви к людям. И нередко высшим проявлением любви может стать не только самопожертвование, но и умение решительно оградить людей от насильника. Поэтому “любовь” должна всегда сочетаться с “силой”. Шаолиньские монахи читают специальную молитву, в которой благодарят Будду за трудности и злых людей, которые встречают монахи на своем пути – это позволяет им научиться воистину любить людей не зависимо от того злые они или добрые. В любом случае монах-боец должен уметь в каждый момент своей жизни делать нравственный выбор, чтобы находясь в мире самых разнообразных чувств, пороков и мелочных желаний, не дать замутиться своему сознанию и всегда относиться к людям с любовью высочайшим состраданием и милосердием.

Из постулата о союзе силы и милосердия вытекает другой важнейший принцип — «жить наполовину для себя, а наполовину для других». Человек должен относиться ко всем окружающим людям как к партнерам, как к друзьям. «Сёриндзи-кэмпо учит, что человек должен научиться думать о благополучии других, осуществляя свои собственные интересы», — заметил Сё Досин . Человек, ослабленный неудачами, бедностью, близкий к отчаянию, вряд ли сумеет полноценно помогать другим людям. А, следовательно, надо обнаружить тонкую грань бытия, не скатываясь ни к эгоизму, ни к беспочвенному альтруизму.

Буддизм Сё Досина, конечно, далек от классического буддийского вероучения. И в этом — характерная черта буддизма вообще, который не имеет постоянной формы и всегда пластичен, текуч. Он не только всегда приспосабливается под условия той страны, где практикуется, но даже под внутреннюю обстановку того круга людей, кто его исповедует. И в этом случае самые, казалось бы, важнейшие и незыблемые постулаты буддизма начинают нарушаться или обходится. Например, важнейшим является принцип «ахимсы» — не причинения вреда живому, когда буддист не может не только ударить человека, но даже по ошибке проглотить насекомое вместе с водой. Ведь вполне может быть так, что этому насекомому в следующем круге перерождения суждено стать человеком, а то и воплотиться в боддисатву! И все же принцип ахимсы безболезненно обходился как среди китайских шаолиньских монахов-бойцов (усэнов), так и в Сёриндзи-кэмпо .

Более того, Сё Досин считал, что внутренняя суть буддизма уже изначально содержала в себе «оправдание» боевым искусствам. Он писал: «Хотя боевые искусства и буддизм могли появиться независимо друг от друга, подлинное учение Будды подчеркивало важность силы в такой же мере, как и любви в активном созидании идеального мира и защиты законов буддизма. Это подтверждается хотя бы тем фактом, что изображения известных богов индийского пантеона — двух хранителей канонов, Деваса и двенадцати духовных патриархов — представлены именно в позициях кэмпо» . Оставим на совести патриарха довольно слабое доказательство «боевой» сути буддизма через изображения буддийских стражей в «позах кэмпо» — широко известно, что грозные божества выражают эзотерический смыл борьбы со злом и к приемам кэмпо никакого отношения не имеют. Здесь для нас интереснее другое — как Сё Досин доказывает единство боевого искусства и буддийской практики, которое по его словам, присутствовало в учении Будды как бы «внутриутробно». Сё Досин вообще считал, что сила есть обратная сторона милосердия и любви, и они должны всегда идти рядом. Он с железной логикой писал:

«Человек вынужден в каждый момент своей жизни делать выбор между силой и любовью, между гуманностью и жестокостью, между добром и злом. Зачастую великое зло делается из самых добрых побуждений, и человек даже не осознает того страшного разрушительного заряда, который исходит от его, как ему кажется, добрых намерений. Это зависит от чистоты его души, от умения чувствовать, предугадывать, быть милосердным не просто в каких-то конкретных, минутных делах, но в глобальном, трансцендентном плене. А для этого необходим совсем иной, совершенный тип сознания, который воспитывают многие религиозно-философские системы, и который пытается воплотить и Сёриндзи-кэмпо.»