Джатака о Такке

Материал из Buddha World.

Словами: «Сварливы жены и неблагодарны...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал рассказ о еще одном терзаемом похотью бхиккху.

На вопрос Учителя: «Правду ли говорят, брат мой, что ты страдаешь от вожделения?» — монах ответил, что это сущая правда. Учитель тогда заметил: «Женщины не знают чувства благодарности и способны на любую низость. Как же можно испытывать к ним влечение?» И он поведал монаху о том, что было в прошлой жизни. «Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта, явившийся на землю подвижником, вел жизнь отшельника: удалясь от мира, он выстроил себе обитель на берегу Ганги и, овладев высшими ступенями совершенства и вершинами мудрости, вкушал блаженство погружения в глубины сосредоточенного размышления. В Бенаресе же в ту пору жил некий богатый торговец. Была у этого торговца дочь по имени Дуттха-кумари, «Порченая», жестокая и безжалостная девица, которая постоянно бранила своих слуг и прислужниц и била их чем попало. Как-то раз Дуттха-кумари отправилась со своими прислужницами к Ганге: купаться и плескаться в речных водах. Пока они забавлялись в реке, солнце закатилось, и над ними нависла огромная грозовая туча. Едва увидев эту тучу, люди стали разбегаться по домам. Прислужницы дочери торговца решили: «Настал для нас час рассчитаться с ней за все обиды». Они швырнули свою хозяйку в реку и убежали. Начался ливень, солнце исчезло, и небо совсем потемнело. Когда прислужницы одни явились домой, их спросили: «Где же Дуттха-кумари?» «Из реки-то она вышла на берег, но вот куда потом делась, не знаем!» — ответили прислужницы. Послали людей на поиски, но никого не нашли.

Между тем вздувшиеся поды реки несли Дуттху-кумари, громко вопившую от страха, все дальше и дальше, пока уже к полуночи не вынесли к тому месту на берегу, где стояла отшельническая хижина Бодхисатты. Услышав доносившиеся с реки зовы о помощи, Бодхисатта подумал: «Это кричит женщина, надо бы ей помочь». Освещая горящим пучком травы себе дорогу, Бодхисатта бросился к реке. Заметив в воде женщину, он ободрил ее, крича: «Не бойся, не бойся!» Могучий, как слон, он кинулся в воду, схватил женщину, вытащил ее на берег и отнес к себе в хижину. Затем Бодхисатта разжег огонь и, после того как спасенная согрелась, подал ей поднос со сладкими фруктами и плодами, чтобы она подкрепила свои силы. Накормив нежданную гостью, Бодхисатта спросил ее, откуда она родом и как попала в Гангу, — та рассказала ему обо всем, что с ней произошло. «Что ж, побудь пока у меня», — молвил Бодхисатта и, уложив Дуттху-кумари в хижине, последующие две или три ночи спал во дворе. По прошествии этого времени он велел женщине идти прочь, но та не захотела уйти. «Добьюсь, чтобы он нарушил данный им обет, отказался от своих нравственных правил, — подумала она, — тогда и уйду». Прошло еще некоторое время. Спасенная, пустив в ход все свои женские чары, сумела-таки совратить отшельника с пути истинного и лишила его способности к сосредоточенному размышлению. Сперва Бодхисатта продолжал жить вместе с Дуттхой-кумари в хижине, крытой пальмовыми листьями, но она упорно твердила: «Господин, к чему нам прозябать в лесу? Вернемся в мир и заживем, как все люди». В конце концов, сдавшись на ее уговоры, Бодхисатта перебрался с ней в глухую деревушку, где зарабатывал на жизнь, торгуя пахтой и давая крестьянам всяческие советы. Крестьяне так и звали его: «Такка-пандит» — «Хитроумный пандит», или «Пандит-молочник». Обычно они являлись к нему с подношениями и просили сказать, какое время года сулит им удачу в делах, а какое — беду, и, чтобы Бодхисатта мог жить спокойно, сами выстроили для него хижину на краю деревни.

Однажды с гор спустились разбойники и напали — как они это часто делали — на ту деревню. Обобрав до нитки всех жителей, разбойники ушли назад в горы, прихватив с собой дочь бенаресского торговца, остальных же крестьян они отпустили с миром. Главарь шайки, пленясь красотой Дуттхи-кумари, взял ее себе в жены. Когда Бодхисатта стал спрашивать, куда делась его жена, ему объяснили, что вожак разбойников сделал ее своей женой. В уверенности, что жена недолго сможет пробыть без него, вскоре сбежит от разбойников и вернется обратно, Бодхисатта остался жить в деревне, дожидаясь возвращения жены. Дуттха-кумари между тем надумала вот что: «Живу я здесь в полном довольствии. Только бы не явился Такка-пандит и не забрал меня домой — тогда конец моему счастью. Заманю-ка я его сюда, притворившись влюбленной, а здесь прикажу разбойникам убить». Она позвала одного разбойника и велела ему пойти к Такке-пандиту и передать, что она, мол, очень по нем тоскует, пусть он придет и уведет ее отсюда. Выслушав посланца, Такка-пандит поверил словам жены и пошел к разбойникам. Он послал к Дуттхе-кумари верного человека с посланием, а сам остался ждать недалеко от разбойничьего становища. Вышла к нему жена и, завидев Бодхисатту, сказала: «Если мы, господин, сейчас уйдем, то вожак разбойников поймает нас и велит убить обоих, дождемся ночи, тогда и уйдем». Уговорив Такку-пандита, жена повела его с собой, напоила-накормила и спрятала в своей хижине. Когда явился домой главарь разбойников и напился вина, Дуттха-кумари приблизилась к нему, пьяному, и сказала: «Повелитель мой, если бы ты сейчас увидел моего прежнего мужа, что бы ты с ним сделал?» Вожак ответил, что расправился бы с ним без всякой пощады. Тут она и воскликни: «Зачем же далеко ходить? Он здесь: сидит у меня в хижине». Предводитель разбойников, запалив пучок травы, кинулся в хижину, вытащил Такку-пандита из угла, где он прятался, швырнул на пол посреди хижины и принялся его бить, и ногами, и чем попало — к немалому своему собственному удовольствию и к удовольствию Дуттхи-кумари. Сколько вожак ни бил его, Такка-пандит все только повторял: «Сварливы жены и неблагодарны». Отколотив пандита как следует, вожак связал его и бросил на пол, затем, докончив свой ужин, завалился спать. Наутро, пробудясь, он опохмелился и принялся вновь избивать Такку-пандита. Пандит и на этот раз твердил все те же слова, и вожак призадумался: «Бью я его что есть мочи, а он почему-то повторяет одни и те же слова и ничего другого не говорит. Спрошу-ка я у него самого». Приняв такое решение, разбойник дождался вечера и перед отходом ко сну спросил Такку-пандита: «Послушай, приятель, почему это я луплю тебя что есть силы, а ты только твердишь одно и то же?» «А вот почему, — сказал в ответ Такка-пандит, — слушай». И он поведал вожаку разбойников всю свою историю с самого начала.

«Прежде я был отшельником и жил в лесу, где и обрел способность к сосредоточенному размышлению, а женщину эту я собственноручно вытащил из Ганги и приютил у себя. Она же соблазнила меня, лишила способности погружаться в глубины сосредоточенного размышления. Для того, чтобы обеспечить ей сносную жизнь, я оставил лес и поселился в глухой деревушке. Когда твои люди утащили мою жену и доставили сюда, она отправила ко мне посыльного с известием, что, мол, сохнет от тоски по мне и просит, чтобы я как-нибудь вызволил ее. Так она заманила меня сюда и предала в твои руки. Вот почему я повторял те слова». Выслушав Такку-пандита, вожак разбойников подумал: «Эта женщина причинила много зла столь добродетельному человеку, служившему ей верой и правдой. Каких же тогда несчастий не навлечет она на голову такого, как я. Она заслуживает смерти!» Успокоив Такку-пандита, разбойник разбудил затем Дуттху-кумари. «Пойдем за околицу — там я прикончу его», — сказал он ей и вышел из хижины с мечом в руках. Женщина последовала за ними. Когда они, все трое, отошли подальше, разбойник сказал Дуттхе-кумари: «Подержи-ка ему руки». Та ухватила мужа за руки, а разбойник замахнулся мечом, будто собираясь обрушить удар на Такку-пандита, и разрубил ее надвое.

Потом вожак велел выкупать Такку-пандита и устроить в его честь пир. Несколько дней он потчевал пандита изысканными яствами, а затем спросил его: «Куда же ты теперь направишься?» Такка-пандит ответил вожаку: «Мирская жизнь — не по мне. Я вновь стану подвижником и буду жить жизнью отшельника в том же лесу, на том же месте». «И я с тобой!» — воскликнул разбойник. Оба они удалились от мира и зажили отшельнической жизнью в лесной обители; там они поднялись на все пять высших ступеней мудрости и овладели восемью высочайшими совершенствами. Когда же срок их земного существования истек, они возродились для новой жизни в мире Брахмы».

Поведав о прошлом и установив связь между тем, что случилось тогда, и тем состоянием, в котором пребывал страдающий от похоти бхиккху, Учитель — он стал уже Всепробужденным — спел такой стих:

Сварливы жены и неблагодарны, — коварны и к тому же — клеветницы!

Забыв о них, путем священным следуй, отшельник, чтоб блаженству причаститься!

Заканчивая свое наставление в дхамме, Учитель разъяснил монаху суть четырех благородных истин. Усвоив их, бхиккху укрепился на благом Восьмеричном Пути. Учитель же так истолковал джатаку: «Вожаком шайки разбойников был тогда Ананда, Таккой-пандитом — я сам».

Перевод Б. Захарьина