Банкэй Ётаку

Материал из Buddha World.

Дзэнский монах Банкэй Ётаку (1622—1693) не оставил после себя никаких записей, разъясняющих суть своего учения дзэн, и при жизни он отдавал строгие приказы, никому не позволяющие низводить его учение до уровня письменных знаков. Но каким-то образом до наших дней всё же дошло его учение, дзэн Нерождённого, видимо, его последователи были не в силах вынести мысль о том, что слова и деяния их мастера могут остаться незаписанными.

Банкэй известен прежде всего своими проповедями (возможно, их даже лучше назвать беседами), которые он неустанно проводил для своих многочисленных учеников, устремлявшихся к нему со всех концов страны. Вел он эти проповеди на разговорном японском языке, повседневном языке обычного человека. Проповеди Банкэя популярны в Японии и по сей день. Никто прежде не доносил дзэн до обыкновенного человека столь неформальным, доступным и в то же время полноценным образом.

...Его "дзэн Нерождённого" ознаменовал собой новый и один из наиболее значительных со времён Бодхидхармы этап развития дзэнской мысли. Дзэн Нерождённого действительно является одним из самых оригинальных достижений за всю историю традиции дзен. Несомненно и то, что Банкэй должен считаться одним из величайших дзэнских мастеров, которых Япония когда-либо являла миру;. -- Д.Т. Судзуки. "Исследования по истории развития дзэнской мысли: дзэн Банкэя".

Главное в самобытном дзэн Банкэя — образ Нерождённого (кит. - бу шэн; яп. - фусё). Нерождённое — паша собственная природа, она же — природа будды. Раз она не рождена, значит, она и бессмертна, ибо то, что не рождается, то и не гибнет. По мысли Банкэя, нам нет нужды что-то делать с Нерождённым, например, реализовывать его или обретать его. Надо лишь прочувствовать его здесь-и-теперь присутствие, то, что оно ближе к нам, чем мы сами. Залогом этой близости Нерождённого является самое обычное непосредственное чувственное восприятие. Вот в тишине закаркала ворона или залаяла собака, и каждый из нас сразу же и непосредственно знает, что это именно ворона или собака. Это знание есть проявление одинаково присущего всем нам Нерождённого. Поэтому не нужны ни коаны, ни мондо — надо просто пребывать в Нерождённом, жить им и жить в нём. Переживание глубокой интимности Нерождённою как непрестанного присутствия нашей собственной природы и есть просветление, или пробуждение.

Надо отметить, что при всей своей самобытной целомудренной свежести дзэн Банкэя не является чем-то из ряда вон выходящим в буддийской традиции. Достаточно вспомнить об индийских йогинах-махасиддхах ("великих совершенных") с их учением о сахаджа — сорождённом, под которым понималась наша собственная природа, сорождённая нам с безначальных времён (лексическое различие нерождённого и сорождённого не должна смущать) или о тибетской практике Дзог-чэн (называемой иногда "тибетским дзэн"), нацеленной на постижение природы сознания, как непрерывного присутствия. Но это никоим образом не умаляет заслуг Банкэя: во-первых, соответствие его учения другим вершинам буддийского духовного делания только свидетельствует как о подлинно буддийском духе "жизни в Нерождённом", так и о пиковом, высшем характере опыта Нерождённого в контексте буддийской духовности. Во-вторых, мало кому из буддийских наставников всех времён и народов удавалось говорить о Нерождённом с той силой простоты и интимности, которые присущи гению Банкэя.